Ах, он так часто смотрит на Дилана, потому что это его успокаивает и не позволяет паниковать. Томас такой застенчивый! (с)
Ржать. Курить. Пить. Ржать.

У меня когнитивный диссонанс, потому что я вижу как раз все наоборот.
Оно само!(с) Этонея
Дилан не похож на Стайлза, но носить маску оторвы и шутника оказывается удобно. Шутки, саркастические выпады, бесконечная болтовня отлично маскируют засевший под коркой панический страх, сковывают волнение, которое комом распирает горло. Дилан бурно жестикулирует и надеется, что мало кто обратит внимание на подрагивающие пальцы, которые он выламывает себе во время ответа на очередной вопрос, на нервозно подрагивающую ногу, на пятку, что выбивает по полу непонятный ритм.
Он обманывает всех и каждого, включая самого себя и от этого почти успокаивается, пока не ловит серьезный, обеспокоенно-вопросительный взгляд Томаса. Дилан тут же сбивается с мысли, а голос предательски надламывается. В комнате повисает неожиданная пауза и Дилан чувствует, что паника вот-вот накроет его, вырвавшись из-под контроля.
Глаза влажнеют и приходится поспешно делать вид, что его расстраивает тот факт, что Томас находит не его самым очаровательным из каста, хотя и признает умение танцевать. Сценка разыгрывается как по нотам и все оглушительно хохочут, а обеспокоенность во взгляде Томаса сменяется теплой лаской, от чего у Дилана слабеют руки и ноги, он почти растекается на стуле, пока Томас негромко говорит журналистке, что танцор из Дилана действительно классный. Это звучит так двусмысленно, что Дилана окончательно попускает и он снова смеется в голос, на этот раз искренне и от души.
Довесок, потому что видео съедает мой мозг

Оно само!(с)Дасхуялиопятья!
Если бы хоть один из интервьюеров догадался, что большая часть из того, о чем говорит Дилан - правда, они непременно обглодали бы их до костей. Освежевали, разделали, сожрали. Таковы эти акулы пера. Их кровожадная суть светится в глазах алчным, жадным до сенсаций, огнем, они все время настороже, всегда готовы к броску, чтобы вцепиться в жертву бульдожьей хваткой и додавить, не давая ни малейшего шанса вырваться. Дилан знает, что играет с огнем. Но не может иначе. Врать все время слишком опасно, ложь легко забывается и стоит только один раз оступиться, как окажешься пойманным с поличным. Потому Дилан гуляет по краю пропасти с улыбкой на лице и откровенными ответами. Настолько откровенными, что Томасу иногда не удается держать лицо.
- Чувак, ты перегибаешь, - говорит он позже во время десятиминутного перерыва. Достает сигарету, прикуривает, делает глубокую затяжку, успокаиваясь и приводя мысли в порядок. - Серьезно, придержи коней. Это...
Дилан отбирает у него сигарету чтобы так же глубоко затянуться и молча ждет продолжения. Томас не возмущается, на это нет никаких сил, а вздыхает, вглядываясь в его лицо и едва заметно хмурясь. У Дилана припухли глаза - от недосыпа, от того, что слишком много пьет воды и кофе, от яркого света софитов... Сейчас, не замечая, он часто моргает, а Томас, завороженный этим зрелищем - в который раз уже за пять лет, - забывает, о чем говорил. Дилан даже без слов может сбить его с толку, это еще один из его талантов, о которых он знать ничего не хочет, в особенности, если об этом ему напоминает Томас.
- Это слишком, да, - наконец говорит Дилан. Он выкидывает окурок в урну и смотрит на часы. - Но должен же я получить хоть какую-то компенсацию за свои страдания от журналистских пыток.
- Гонорар тебя не греет? - Томас не может сдержать смешок.
- Не настолько. За моральные страдания нам не платят. Так что возмещаю как могу.
- За мой счет?
- Тебе же это нравится, - Дилан улыбается открыто и без капли насмешки.
И у Томаса не хватает духа, чтобы соврать, поэтому он хлопает Дилана по плечу, а потом внезапно коротко и крепко обнимает, признаваясь:
- Нравится.
Еще один талант Дилана в том, что рядом с ним Томас тоже говорит правду.